Сначала книга меня затянула. Специфический слог словно действительно вышел из-под пера или из уст человека простого и недалекого. Но потом…
Я смотрела фильм, который, как я теперь понимаю, снят всего лишь «по мотивам» книги. И я прониклась Форрестом Тома Хэнкса: с его протезами, с его рубашками, застегнутыми на все пуговицы, с его трогательной наивностью и детской открытостью. Мне нравится киношный лейтенант Дэн, киношная Дженни, фраза «Дурак дураку рознь», любовь и талант Форреста к бегу…
Встреть я книжного Форреста, я бы вряд ли захотела присесть с ним на одну лавочку, чтобы послушать его историю. Книжный Форрест курит травку, «трахается», сидит в тюрьме и в «психушке», «пердит» и так далее. Его прямота цинична. Фраза «Я хочу писать», которую герой повторяет всякий раз, когда не знает, что сказать, смешна лишь в первый раз, а в пятый уже порядком раздражает. Приключения порой совершенно бредовы: полет Форреста в космос в компании мужиковатой бабы и орангутанга, падение, четыре года в обществе людоедов, игра с вождем в шахматы – я думала, у меня мозг взорвется, если этот бред не прекратится!
Я разочарована. Я ожидала милой трогательной истории о жизни человека «не такого, как все», а получила пестрое и дикое повествование о гениальном идиоте. Можете считать, что я из тех, кто думает, что принцессы не ходят в туалет, но ведь можно даже о таком написать так, что это не вызывает омерзения.
ИМХО. На вкус и цвет фломастеры разные.
Цитаты:
читать дальшеОгромный черный парень в форме орал на людей и разгонял их по кучкам. Мы встали перед ним, и он заорал:
– Парни, половина туда, половина сюда, а третья половина – на месте!
Потом как-то начался дождь и шел, не переставая два месяца. Мы испытали самые разные виды дождя – за исключением, пожалуй, града. Иногда он шел тонкими струйками, иногда лил как из ведра. Он падал прямо, косо, а временами, словно даже снизу. А нам все равно приходилось делать свою работу – в основном, подниматься и спускаться с холмов и прочих возвышенностей, и повсюду искать косоглазых.
И вот как-то раз мы их нашли. Наверно, у них был какой-то косоглазый съезд, потому что все это походило на то, когда наступаешь на муравейник – то ничего не было, а то ты вдруг вокруг все кишит муравьями.
На рассвете вызвали самолет с напалмом, но он сбросил эту гадость почти прямо на нас. Наших парней обожгло, и они выбежали на поле, ругаясь, на чем свет стоит, а глаза у них выпучились, как семь копеек, а джунгли горели так, что похоже, они могли высушить дождь.
Через какое-то время начала прибывать помощь на вертолетах, и мне кажется, что напалмовые бомбы все-таки напугали косоглазых. Они поняли, наверно, что уж если наша армия так обращается со своими парнями, то уж с НИМИ-ТО точно никто не будет церемониться.
В общем, в тот день мы делали массу всяких вещей, какие мне и в самых сладких снах не снились. Дженни показала мне такие позиции, какие мне бы и в голову не пришли – на боку, поперек, стоя, сзади, наклонившись, перегнувшись, шиворот-навыворот и сикось-накось – разве что последнее у нас не получилось. Мы перекатились из спальни в кухню, и посбивали всю мебель, сорвали занавески, а под конец даже как-то перевернули телевизор. Закончили мы в раковине, только не спрашивайте меня, как мы там оказались.
Наконец, настал великий день, и вот что я вам скажу – я вовсе не нервничал, я просто испугался до полусмерти! Хотя все это было государственной тайной, вся эта история как-то просочилась в прессу, и нас должны были показывать по телевизору и все такое прочее.
Утром нам принесли газеты, и мы узнали, как мы прославились. Вот некоторые заголовки:
«Женщина, обезьяна и идиот – новая надежда американской космонавтики!» И даже в нью-йоркской «Пост» было написано: «Они полетят – только кто будет командиром?»