В. Катаев "Белеет парус одинокий"

[NikkValeriev]

Легкая, приятная и вкусная книга.
Подкупила меня, по крайней мере, тремя вещами: она о море, о лете и о детстве.
Главные герои два мальчика, эдакие одесские Том Сойер и Геккельбери Финн. Петя, сын учителя, поступает в гимназию. Гаврик, сын рыбака, выходит с дедушкой в море на шаланде, улов сбывает рыночным торговкам.
На дворе 1905 год. Знаки времени: комитеты, стачки, беглые матросы, манифест, даровавший гражданские свободы, погромы еврейских кварталов.
И Петя и Гаврик тем или иным образом впутываются в предреволюционные события. Петя становится свидетелем того, как на параходе, на котором он с семьей возвращается с летних каникул, прячется беглый матрос. Гаврик с дедом дают приют этому матросу, а сам Гаврик помогает своему брату в делах серьезных: разносит взрывчатку, передает тайные послания.
Если подавить в себе неприятное чувство, которое возникает от того, что детям приходится заниматься делами недетскими и просто опасными для жизни, отбросить в сторону идеалогический налет, без которого, мне кажется, советская литература в массе не могла обойтись, то остается насладиться чудесными мелочами счастливого детства, описанными метким, наблюдательным автором.
"Крутая дорожка вела зигзагами вниз. Петя привык бегать по ней босиком. Ботинки стесняли мальчика. Подметки скользили. Ноги бежали сами собой. Их невозможно было остановить.
До первого поворота мальчик еще кое-как боролся с силой земного притяжения. Он подворачивал каблуки и хватался за сухие нитки корней, повисших над дорожкой. Но гнилые корни рвались. Из-под каблуков сыпалась глина. Мальчик был окружен облаком пыли, тонкой и коричневой, как порошок какао.
Пыль набивалась в нос, в горле першило. Пете это надоело. Э, будь что будет!
Он закричал во все горло, взмахнул руками и очертя голову ринулся вниз.
Шляпа, полная ветра, колотилась за спиной. Матросский воротник развевался. В чулки впивались колючки… И мальчик, делая страшные прыжки по громадным ступеням естественной лестницы, вдруг со всего маху вылетел на сухой и холодный, еще не обогретый солнцем песок берега. Песок этот был удивительной белизны и тонкости. Вязкий и глубокий, сплошь истыканный ямками вчерашних следов, оплывших и бесформенных, он напоминал манную крупу самого первого сорта."

"В суровой полотняной наволоке с вышитыми по углам четырьмя букетами, полинявшими от стирок, лежал десяток купленных по копейке дынь. Отец вытащил одну – крепенькую, серовато-зеленую канталупку, всю покрытую тончайшей сеткой трещин, и, сказав: «А ну-ка, попробуем этих знаменитых дынь», аккуратно разрезал ее вдоль и раскрыл, как писанку. Чудесное благоухание наполнило дилижанс.
Отец подрезал внутренности дыни перочинным ножичком и ловким, сильным движением выхлестнул их в окно. Затем разделил дыню на тонкие аппетитные скибки и, уложив их на чистый носовой платок, заметил:
– Кажется, недурственная дынька.
Павлик, нетерпеливо ерзавший на месте, тотчас схватил обеими ручонками самую большую скибку и въелся в нее по уши. Он даже засопел от наслаждения, и мутные капли сока повисли у него на подбородке."
"Что же касается Моти, то это совсем другое дело. Помимо того, что она была девочкой, помимо того, что у нее в ушах качались голубенькие сережки, помимо того, что она так ужасно бледнела и краснела и так мило двигала худыми лопатками, – помимо всего этого, она была еще и сестра товарища. Собственно, не сестра, а племянница. Но по возрасту Гаврика – совсем сестренка! Сестра товарища! Разве может быть в девочке что-нибудь более привлекательное и нежное, чем то, что она сестра товарища? Разве не заключено уже в одном этом зерно неизбежной любви?"
"И в ту же секунду, как бы откликаясь на гневный голос отца, из гостиной раздался душераздирающий рев Павлика.
Маленький мальчик вбежал, шатаясь на ослабевших от ужаса ножках, и обнял отца за колени. Его четырехугольный ротик был так широко разинут, что ясно виднелось орущее горло. Дрожал крошечный язычок. Текли слезы. В пухлой ручке прыгала открытая копилка, полная вместо денег всякой гремучей дряни."

@темы: проза, детское

Comments

Чудесная светлая книга нашего детства - еще когда романтику революции не было принято ругать. Из тетралогии "Волны Черного моря" она, пожалуй, лучшая. "Зимний ветер" тоже неплох, но "Хуторок в степи" и "Катакомбы" не идут ни в какое сравнение.

[NikkValeriev]

Gordo я о Катаеве узнала только в институте, теперь вот наверстываю с удовольствием.

Тогд рекомендую "Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона", я про нее здесь писал. "Алмазный мой венец" тоже вещь чудесная (ага, вижу, что читали). "Трава забвения", "Кубик" и вообще все, написанное после "Маленькой железной двери в стене" - то, что сам Катаев называл "мовизмом". Хороши ранние рассказы и пьесы 1920-х.

В школе в самое сердце поразил рассказ "Отче наш".

[NikkValeriev]

Gordo спасибо. Что-нибудь обязательно выберу.
"Алмазный мой венец" люблю очень. Если интересно, тут www.ruthenia.ru/document/528893.html
очень подробный комментарий к этому роману.

NikkValeriev, как же, читал. Если интересует, то вот: Статья "Гражданская война Валентина Катаева". На том же форуме у того же автора есть статья по повести "Уже написан Вертер"

О стихах В.Катаева

Кстати, ответ на критику Лекманова и Рейкиной

[NikkValeriev]

Gordo спасибо! Все очень интересно!

[Халёпушка]

Читала в детстве, воспоминания смутные, но только хорошие)

[sinaiagusenica1]

Gordo Из тетралогии читал только "Парус" и "Хуторок", последний слабее, согласен. Очень интересно Ваше мнение о "Кортике" Рыбакова.