Сразу покаюсь, что «Трех мушкетеров» я не читала. Начинала когда-то, но не смогла даже доехать с д'Артаньяном до Менга – стало скучно. Так что все мои знания об этой истории ограничиваются многочисленными экранизациями. Но после этой книги я, наверное, попытаюсь еще раз.
Я очень люблю такой тип повествования. Вроде бы знаешь историю вдоль и поперек - кто в ней прав, и кто в ней лев - и нет в ней ничего нового. Но стоит лишь сменить угол обзора, и сразу появляется множество граней, полутонов, и некоторые знакомцы буквально встают с ног на голову в своих поступках и мотивах. Да, в какой-то мере это фанфикшен, но если он хорошо исполнен – то почему бы нет?
В этой истории, как понятно из названия, повествование ведется от лица миледи. Много лет спустя после истории с подвесками она сидит у камина в своем замке, уложив спать детей и внуков, и предается воспоминаниям о прошлом.
В этой истории юная девушка получила лилию на плечо не за грехи, а за упрямство; любящий муж, прекрасный граф, увидев клеймо, повесил ее на ближайшем суку; она была влюблена и любима, и д'Артаньян, пользуясь этим, обманом забирался к ней в постель; ее держали в плену, она сбежала, обольстив тюремщика, и горько сожалела о его гибели; она не убивала Констанцию, и в финале она не лишилась головы, разыграв прекрасный спектакль.
Написано просто и легко. По-моему, весьма неплохое чтение, чтобы занять скучный вечер.
Цитаты:
читать дальше– Для настоящей любви, – вздохнула я, – нет ничего невозможного.
– Ничего, сударыня? – сделал удивленное лицо д'Артаньян.
– Ничего, – повторила я.
Гасконец в одно мгновение очутился вместе со своим стулом значительно ближе ко мне, чем был до этого. Ого! Так гарцевать на мебели может только кавалерист!
– Я, сударь, собираюсь дожить до правнуков, потому что женщина, увидевшая своих правнуков, в награду попадает в рай.
– Она красива?
– Очень хорошенькая, это точно. Дальше по вкусу.
– И учитывая возраст господина Бонасье и пыл господина д'Артаньяна, нетрудно догадаться…
– Ну, разумеется, они любовники! – по-военному резко продолжил мою фразу Рошфор.
– Господин Бонасье и д'Артаньян?! – не на шутку удивилась я. – Вот бы не подумала!
– Я хотела сделать над собой усилие и закричать. Собрав остатки энергии и воли, я даже встала, но для того только, чтобы тотчас снова упасть… упасть в объятия моего преследователя…
– Скажите мне, кто был этот человек? – снова спросил Фельтон.
Кто, кто – монах в манто!
Я поощрила его благосклонным взглядом.
Все-таки насколько разными бывают люди: держу пари, д'Артаньян после такого взгляда стал бы продвигаться все выше, чтобы целовать меня в губы, Фельтон же опустился и стал лобызать ноги. Тоже приятно.
Вот я и опять божество. Теперь обратным порядком, чем с де Ла Фером, вознеслась из демона. И человеческой стадии опять благополучно удалось миновать. Странный народ, эти мужчины…
Сразу видно, человеку трех пенсов никто никогда не завещал, тогда бы он сразу разобрался, какие бездны падения разыгрываются при дележе наследства и как любящие друг друга родственники со смертным боем делят тазы и сковородки и пилят кресла, чтобы никому хорошо не было, а всем плохо, зато поровну и не так обидно.
Госпожа Бонасье отреагировала совершенно противоположным образом. Колени ее подогнулись, и она упала.
Я попыталась поднять ее и унести, но на тюремных и монастырских жидких харчах госпожа Бонасье почему-то так раздобрела, что сдвинуть ее с места было все равно что поднять кровать.
Но и сейчас я считаю то, что делает Ришелье, на голову лучше, чище и в конечном итоге благороднее мелких поступков всех этих людей вокруг!
Людей, которые кичатся своим благородством, но вешают жен, словно падаль, на деревьях без суда и следствия.
Людей, которые заявляют, что, кроме чести и гордости, у них ничего нет, а лезут в постель к женщине, без тени сомнения выдавая себя за другого человека, вмешиваясь в чужую любовь и изменяя своей.
Людей, которые ради рент и титулов готовы сжить со свету всех своих родственников.
Людей, что охотно живут за счет женщин, будь они прокуроршами или герцогинями, но все равно считают их грешными, слабыми созданиями, стоящими куда ниже благородных кавалеров.
Во мне, как в зеркале, отразились все их поступки, и, уличенные, они готовы совместно разбить это зеркало, потому что компанейская вина куда легче вины персональной.
Так пусть умрет коварная миледи, пусть очистит этот мир от своего грязного присутствия и оставит благородных людей строить честную, чистую и правильную жизнь!
Копируя до мелочей Атоса (который просто завораживал дорогого брата благородством своих манер), подошел расчувствовавшийся Винтер.
– Я Вам прощаю, – всхлипнул он, – отравление моего брата и убийство его светлости лорда Бекингэма, я Вам прощаю смерть бедного Фельтона, я Вам прощаю Ваши покушения на мою жизнь! Умрите с миром!
А не заплакать ли мне от умиления?
Палачи знают, что бесстрастно смотреть на казнь могут лишь зеваки. Люди, осудившие преступника, всегда отводят взгляд.
– Рошфор! Перед Вами господин д'Артаньян, – сообщил ему Его Высокопреосвященство на тот случай, если Рошфор забыл, кто это. – Я принимаю его в число моих друзей, а потому поцелуйтесь оба и ведите себя благоразумно, если хотите сберечь Ваши головы.
С ненавистью потянувшись друг к другу, Рошфор и д'Артаньян громко чмокнули воздух, тонким слоем разделявший их губы. Кардинал с загадочной улыбкой на лице внимательно за ними наблюдал.
Потом новые друзья вместе вышли из кабинета в приемную.
– Мы еще увидимся, не так ли, милостивый государь? – спросил Рошфор, вытирая усы рукавом.
– Как Вам будет угодно, – холодно ответил д'Артаньян, доставая платок с той же целью.
– Случай не замедлит представиться, – пообещал Рошфор, вытирая рукав о косяк двери.
– Что такое? – Тюрлюпеном выглянул из-за двери Его Высокопреосвященство.
Пошатнувшаяся было дружба резко окрепла, Рошфор и д'Артаньян нежно друг другу улыбнулись, обменялись рукопожатиями, поклонились кардиналу и с неподдельной грустью расстались.
Д'Артаньян пошел к ожидающим его друзьям, Рошфор остался в приемной.
– А теперь, мой дорогой Рошфор, – сказал своему конюшему кардинал де Ришелье, – срочно скачите в Бетюн. Миледи ждет Вас там.
В этом трогательном месте Рошфор всегда добавляет, что он чуть было не догнал уходящего д'Артаньяна и не поцеловал его на радостях еще раз, уже по-настоящему. Вот тут он точно врет, и я ему не верю.