Дж. М Кутзее "Жизнь и время Михаэля К."

[NikkValeriev]

За роман "Жизнь и время Михаэла К" Кутзе получил букеровскую премию в 1983 году.
Не побоюсь сказать, что из читанных мною произведений Кутзее, это мой любимый роман.
Главный герой - Михаэл К. - парень с заячей губой, по всей видимости, страдающий аутизмом, проводит детство в специальном заведении. После работает садовником. Его мать больна и решает вернуться к себе на родину, воспоминания о которой рисуют просто райское местечко, где больная старуха и ее недалекий сын могут вести жизнь спокойную и достойную. Путешествие, представляющееся матери простым и естественным, оказывается полным трудностей - в стране комендантский час, идет гражданская война, необходимое разрешение на выезд из города получить практически невозможным. Михаэл К. со свойственной идиотам упорностью мастерит телегу и под дождем, лесами, потайными тропами, прячась от солдат и мародеров везет мать на родину. Михаэл К. и не подозревает, что добраться до лакомого Принс-Альберта ему придется в одиночку, храня на груди картонную коробку с прахом его матери, умершей в больнице, а в памяти образ ее, горящей, с вспыхнувшими, как нимб, волосами. Михаэль рассеет ее прах на ферме, которая должна быть ее домом, по его представлению. Михаэлу вообще нравится сеять, да он ничего больше и не умеет и не желает, кроме как сеять тыквы, поливать их, питаться ими и благодарить землю за чудесный дар.
Михаэл К как колобок - и от дедушки ушел, и от бабушки ушел - он уйдет и из лагеря для разорившихся земледельцев, и от повстанцев, а от врачей, которые будут врачевать его тело, не понимая, что все, что ему нужно, это вода, земля и пара тыквенных семечек.
Я невольно сравниваю "Жизнь и время Михаэла К." с более поздними произведениями Кутзее - с "Бесчестьем" и "В ожидании варваров". В этом раннем романе авторская интонация мне показалась более мягкой, приглушенной. В романе практически отсутствуют сцены жестокости, по крайней мере героя не жгут в туалете у вас на глазах и не вешают его в женской рубахе на ближайшем дереве, однако роман при этом трагичный и пронзительный. Мне кажется, в искусстве очень важен момент узнавания, так вот в Михаэле К. может себя узнать каждый, потому что, в конце концов, каждому только и нужно, что вырастить свои тыквы, и трагедия начинается не зависимо от прилагаемых обстоятельств (в данном случае-апартеид), когда человеку не дают спокойно вкусить плодов собственной земли.

цитаты

"К. сидел, свесив голову между колен. В мыслях была полная ясность, но голова кружилась, и он ничего не мог с собой поделать. Изо рта стекала струйка слюны – ну и пусть, ему все равно. Эту землю, каждый ее камень, каждый бугор, будут поливать дожди, потом опалит солнце, высушит ветер, потом снова наступит весна. И ни следа не останется от меня, будто я никогда здесь и не жил, как не осталось следа от моей матери, – она жила на земле, потом ее прах смыли дожди, развеял ветер, на нем выросла трава.

Так что же, что так привязывает меня к этому месту, точно это мой дом, думал он, почему я не могу с ним расстаться? Ведь всем нам в конце концов приходит пора уходить из дому, расставаться с матерью. Или я – тоже ребенок, ребенок из той цепочки поколений, которую никто из нас не может разорвать, и все мы возвращаемся сюда умирать, мы обязательно должны положить голову на колени матери – я своей, моя мать своей, поколение за поколением, до самой первой женщины, которая стала матерью?"

"Он лежит, глядя в окно на небо, – голый череп, торчащие уши, на лице обычная улыбка. Когда его принесли, у него был с собой пакетик из оберточной бумаги, он положил его под подушку. Сейчас он часто достает его и прижимает к груди. Я спросил его, что там такое – muti? Нет, ответил он и показал мне высушенные семена тыквы. Меня это очень взволновало.

– Когда кончится война, ты обязательно должен снова стать садовником, – сказал я. -Ты, наверно, вернешься в Кару? – Он отвел глаза. – Конечно, на полуострове тоже хорошая земля, в долинах и на склонах холмов, – сказал я. – Как хорошо, если здесь снова начнут выращивать фрукты и овощи.

Он ничего не ответил. Я взял из его рук пакет и засунул ему под подушку – для сохранности. Когда я через час проходил мимо него, он спал, уткнувшись липом в подушку, как ребенок.

Он точно камешек, который лежал себе тихо с сотворения мира, а сейчас его вдруг подняли и перебрасывают из рук в руки. Маленький твердый камешек, он вряд ли замечает, что творится вокруг, так он замкнут в себе и в своей внутренней жизни. Он прошел через приют, через лагеря и лазареты, и еще бог знает через что он прошел, и ничто не оставило на нем следа. Даже мясорубка войны. Существо, не рожденное смертной матерью и само не способное дать никому жизнь. Для меня он не вполне человек, хотя судя по всему он старше меня."

"Еще я хочу знать, что за пищу ты ел там, на заброшенной ферме, после которой всякая другая кажется тебе лишенной вкуса. Единственное, что ты когда-либо называл, это тыквы. Ты даже носишь с собой пакетик тыквенных семян. Неужели тыква-это единственное, что едят в Кару? И я должен поверить, что ты целый год питался тыквами? Человеческий организм такого не выдержит, Михаэлс. Что еще ты ел? Наверное, ты охотился? Сделал себе лук и стрелы и охотился? Ел ягоды и коренья? Ел саранчу? В твоих бумагах сказано, что ты был opgaarder, сторож, но не сказано, что именно ты сторожил. Манну небесную? Она падала тебе с неба, и ты хранил ее в погребах, чтобы кормить своих ночных друзей? И потому-то ты отказываешься есть лагерную пищу-ты навеки отравлен вкусом манны небесной?Тебе надо было прятаться, Михаэлс. Ты был слишком беззаботен. Надо было забиться в самую глубокую нору, в самый ее темный угол и терпеливо ждать, пока война кончится. Ты что, считал себя незримым духом, инопланетянином, существом, на которое людские законы не распространяются? Людские законы зажали тебя сейчас в тиски, они пригвоздили тебя к кровати под трибунами Кенилуортского ипподрома, они, если понадобится, сотрут тебя в порошок. Эти законы написаны железной рукой, Михаэлс, надеюсь, ты начал это понимать. Истай, как свеча, – они все равно не сжалятся. Людям с такой огромной душой на земле нет места, разве что в Антарктике или где-нибудь среди океана."

"А ведь вполне может случиться, что человеку, который плюет на комендантский час и приходит ночевать в этот вонючий угол, когда ему вздумается (К. он представлялся маленьким сутулым старичком с бутылкой в кармане, который все время бормочет что-то себе в бороду, полиция на таких стариков не обращает внимания), вполне может случиться, что ему надоело жить у моря и он захочет отдохнуть где-нибудь на ферме, если только найдется кто-нибудь, кто отведет его туда. Сегодня они могут переночевать в одной постели, ему не раз приходилось так ночевать, а утром, на рассвете, они пойдут на окраину искать брошенную тачку; и если им повезет, уже к десяти они будут шагать по шоссе, купят по пути семена и другие нужные им вещи, но Стелленбос они обогнут, это несчастливое место. И когда старик вылезет из тачки, потянется, разминаясь (события в его воображении развивались все быстрее и быстрее), посмотрит туда, где когда-то стоял насос, который взорвали солдаты, чтобы ничего от фермы не осталось, и растерянно спросит: «А где же мы возьмем воду?», он, Михаэл К., Вытащит из кармана чайную ложку, да, чайную ложку и большой моток бечевки. Он очистит от обломков вход в скважину, согнет ручку ложечки и сделает петлю, привяжет к ней бечевку и опустит глубоко под землю, и когда он потом достанет ее, в ложке будет вода; вот видишь, скажет он, здесь вполне можно жить."

@темы: рецензия, роман